Интервью с заведующем музеем «Геликон-оперы» Анной Грибковой – Тхостовой

«Геликон-опера»  может похвастаться не только как здание театра, но памятник архитектуры. Комплекс находится в усадьбе Шаховских-Глебовых-Стрешневых на Большой Никитской. Почему такое большое и необычное для неискушенного читателя название? Чем жило здание в 19 веке? На многие вопросы ответит заведующий отделом выставочных проектов Анна Грибкова – Тхостова.

– Как Евгения Фёдоровна Шаховская-Глебова-Стрешнева получила здание, где сейчас Геликон-опера?

– Она была богатой  наследницей.

      Семья Глебовых-Стрешневых была очень состоятельной, едва ли не одной из самых богатых семей в Российской империи. Они грамотно хозяйствовали.

В 1861 году было отменено крепостное право. Его отменяли не просто так с бухты-барахты: для того, чтобы ничьи интересы не были ущемлены, тем помещики, которые владели необременёнными долгами и закладами крестьянами, была выплачена большая контрибуция за освобождение крестьян. Это еще больше увеличило капитал Глебовых-Стрешневых.

Еще один момент такой. Когда отменили крепостного права, то ведь все абсолютно крестьяне получили наделы, именно в тех имениях, в которых они находились, но многие хозяева перехитрили сами себя: стремясь получить максимальную выгоду, они делали так: тоненькой полоской отделили земли по берегам рек, источников, и, соответственно, за пользование водоемами крестьяне должны были платить. У Глебовых-Стрешневых ничего подобного не было, потому что они понимали, что если они продолжат хозяйствовать на тех же основаниях, что и раньше, то их крестьяне не разорятся, не озлобятся и будут с бывшими хозяевами работать на выгодных, как мы сегодня бы сказали, контрактных условиях. Так и случилось: крестьяне, раньше принадлежавшие Глебовым-Стрешневым, освободившись от крепостной зависимости, не ушли в город, не пополнили армию неимущего пролетариата, а, в основном, остались на своей земле и успешно трудились, увеличивали свои доходы и доходы своих бывших хозяев. Тем более, что крестьянам давали землю и денежные средства со сроком уплаты 99 лет – это очень удобные и гуманные условия.

Отсюда и богатство семьи и, соответственно, Евгении Федоровны Шаховской-Глебовой-Стрешневой.

– Соседнее здание, где сейчас располагается Театр Маяковского, Евгения Фёдоровна выкупила, зачем ей было оно?

– По соседству со старым дворцом Глебовых-Стрешневых, который был построен в 30-е годы 18 века, располагалась «круглая зала купца Зарубина для балов, маскарадов и театральных действ». Эта зала очень славилась в конце 18- начале 19 века. Там бурно проходили всевозможные праздники, увеселения. Но во время Войны 1812 года она сгорела дотла. Этот кусок земли простаивал, но москвичи старые знали, что прежде здесь располагалось знаменитое заведение. Место было настолько известным, что когда надо было назначать свидание, то указание залы Зарубина, которой давным-давно не существовало, было точным ориентиром.

Евгения Федоровна, решив создать в своей усадьбе театральный дом, прикупает этот кусок земли для того, чтобы там построить новое специальное большое современное театральное здание и использовать намоленность этого места, троительство там должно было сразу быть благословенным, как если бы дом, который исчез когда-то, восстал из пепла и процветал, что, собственно говоря, и произошло. Новое здание с дворцом княгиня связывает двумя симметричными арками справа и слева по фасаду, таким образом, это городское владение объединено в своеобразный архитектурный ансамбль. По стилю они, конечно, разные – над проектом театрального здания трудились архитектор Терский и его ученик Шехтель. Здание построено в стиле русского модерна, а фасад нашего дворца выстроен в стиле ампир, а внутренний двор, проект архитектора Кольбе, в псевдо-русском стиле, как и фасад театра «Парадиз», то есть «Рай», как после открытия назывался новый театр.

Антрепренер Георг Парадиз, обладавший звучной фамилией, был знаком с княгиней. В ее домашнем театре в Покровском-Стрешневе он ставил спектакли, в которых участвовала сама княгиня. Узнав, что она строит новое, модное, удобное, большое театральное здание, он еще до окончания строительства подписал с ней договор аренды, однако не выдержал арендного бремени, и появился новый арендатор.

– Как Вы считаете, какой зал был самым любимым у Евгении Фёдоровны?

 – Она с любовью, энтузиазмом, с азартом занималась этой стройкой, я думаю, что ей  нравился результат трудов, включавший все залы.

– Какие «фишки» Евгения Фёдоровна перенесла из своего дома в Италии в усадьбу на Большой Никитской ?

– Княгиня очень много и с удовольствием путешествовала.

В 1898 году на рижском вагоностроительном заводе даже был построен специальный княжеский вагон на узкой платформе для того, чтобы ездить по Европе беспрепятственно. В Европе была достаточно разветвленная железнодорожная сеть. Вагон «цепляли» к локомотиву и следовали по маршруту.

Там, где не было железной дороги, княгиня передвигалась на автомобиле. Для морских путешествий у Евгении Федоровны была флотилия из трех кораблей, один из них – с паровым двигателем.

Скорее всего, автомобиль переезжал с княгиней, а флотилия ждала в портах Средиземноморья: нет необходимости гонять корабли туда-сюда, если ты знаешь, что из Ниццы, или Марселя, или из Италии ты отправишься куда-то морем.

Евгения Федоровна путешествовала не только во Франции и Италии, но и по Австрии, Германии, Великобритании. Об этом мы знаем по сохранившимся письмам, но я думаю, она побывала почти во всех странах Европы, будучи любознательным человеком.

Княгиня хотела, чтобы парадная лестница в ее Никитском доме была такой же прекрасной, как в европейских палаццо и, говорят, что мрамор для этой лестницы действительно был привезен из Италии.

Евгения Фёдоровна была рачительной и бережливой хозяйкой, и вряд ли она могла разорить свой дом в Италии, чтобы привезти оттуда материал.

Я думаю, эти сведения ошибочны- средства позволяли княгине приобрести самые роскошные материалы, Проект лестницы она заказывала нескольким архитекторам и выбрала самый нарядный проект из предложенных.

– Княгиня наняла несметное количество архитекторов, были ли какие-то условия создания «стиля» особняка или каждый архитектор выбирал свой стиль самостоятельно?

– Я вам скажу, она пригласила почти десяток самых ярких московских архитекторов. Среди них были академики архитектуры, архитекторы, которые проектировали Храм Христа Спасителя, специалисты европейского масштаба. При этом, как я понимаю, они не знали, что работают над проектом параллельно. Зачем?

Княгиня знает, что Терский, Шехтель, Кольбе работают в стиле историзм, псевдорусском стиле. Она знает, что Рязанов, Каменский – представители другого направления. Но, поскольку она придумала занятный театральный дом: с фасада – один, внутри – другой, – дом, который призван был удивлять, то обратилась к лучшим представителям разных архитектурных стилей.

Понимаете, какая интересная история? Евгения Федоровна не говорит: «Вы будете работать в этом стиле, а вы в этом», нет, она именно приглашает зодчих, способных представить ярчайшие проекты. А, когда работы завершены, княгиня сама сочетает их элементы, создавая замечательное сооружение.

Здесь нет единого архитектурного стиля, поэтому наш Никитский дом не является памятником архитектуры, но, безусловно, это памятник культуры. Сам подход характерен для определенной эпохи – тогда было ощущение, что тебе все доступно, буквально все, что создано прекрасного, может служить твоим целям.

– Чем ее усадьба на Никитской похожа на усадьбу в Покровском- Стрешневе ?

– Если вы посмотрите на ту усадьбу, что в Покровском-Стрешневе, то заметите там тоже смешение невероятное стилей, даже наше крылечко знаменитое там тоже присутствует в виде башенки. Она хотела, чтобы везде было занятно, и рождало какие-то замечательные ассоциации. Фасад театрального здания был очень богато украшен. Сейчас мы видим его не таким, каким он был задуман, потому что поверх каменной кладки и украшений еще были невероятно красивые деревянные кружева, которые, естественно, обветшали со временем, но в ХХ веке никто уже не рвался их реставрировать и восстанавливать, за ненадобностью. Все подгнило, обвалилось, исчезло. Там, в усадьбе Покровское-Стрешнево, тоже были все эти кружева деревянные, башенки и прочее. И там тоже декор не сохранился, но слухи, память об этой красоте остались и там, и здесь.

– В одном из залов единственным зрителем стал А.П. Чехов, он смотрел «Чайку». Есть ли ещё такие истории, когда Станиславский обращался за помощью к княгине?

– Да, про Станиславского. Тут все очень просто, дело в том, что этот небольшой белоколонный  зал в нашем дворце –сегодня он носит имя княгини Шаховской –  был хорошо известен в Москве и тем, что он красивый, и тем, что он обладает очень хорошей акустикой. Соответственно, он предназначался для самых разных проектов, поэтому мысль о том, что спектакль для Чехова может быть дан именно в этом зале, совершенно справедлива. К этому времени в Москве существует множество театров, в том числе Художественный театр, но аренда большого зала театра «Парадиз»  была бы  достаточно экстравагантным и мало мотивированным поступком, а вот снять красивый камерный зал вполне разумно, потому что и аренда не слишком велика, и обстановка будет уютной и удобной для такого тонкого и нервного единственного зрителя, как Антон Чехов. Идея подобрать зал со всей ответственностью и любовью и арендовать его для единственного зрителя представляется вполне логичной.

Здесь проходили и эксклюзивные концерты Клода Дебюсси.  Дебюсси предоставляли в Москве самые большие и престижные залы, но, когда надо было дать концерт для избранной публики, то выбирался именно этот уютный зал с хорошей акустикой.

– Евгения Фёдоровна лично встречала гостей театра. Как вы считаете, зачем она это делала? 

– Она не всегда встречала гостей, я думаю, скорее, это гостеприимство было не для всех –  слишком хлопотно было бы ездить каждый раз сюда на Никитскую из Покровского-Стрешнева, чтобы встречать гостей. Княгиня неслучайно уезжает из центра, она выбирает усадьбу, чтобы работать и заниматься своими делами, а вовсе не для того, чтобы регулярно проделывать долгий путь.

– Известно, какие ещё инновации, кроме входа с внутренней стороны усадьбы, сделала княгиня, чтобы облегчить движение карет на Никитской улице?

– Да, это замечательная история.

Евгения Федоровна понимала, что Большая Никитская – улица аристократическая и неширокая, что она будет перекрыта непременно и каретами, и машинами подъезжающих к театру гостей.

Что происходит возле консерватории каждый день? Там пробка и Большая Никитская стоит, по ней проехать нельзя. Это ХХI век!

Евгения Фёдоровна решает проблему парковок в конце XIX века изящно и по-женски оригинально. Усадьба – это дворец у сада, а княгиня намеренно убирает сад из второго внутреннего двора и мостит его брусчаткой, чтобы каретам было удобно проехать. Кареты, подъезжавшие ко дворцу, не обременяли окружающих, они въезжали во внутренний двор, гости выходили у красного крыльца, а кареты ставились в каретный сарай – на «парковку», и это было гениальное и остроумное решение.

Я так думаю, если бы в Консерватории подумали об этой истории, там не ставили бы шлагбаум, как сейчас, а развели бы потоки людей, который приехали на концерт, на занятия, выступать и все это было бы значительно разумнее, чем нынче.

– Здание перекрасили из зеленовато-голубого в желтый, чем был обусловлен выбор такого цвета, именно в этом цвете был особняк во времена Евгении Фёдоровны? 

– Желтый цвет наружных стен более характерен для ампира. Мы восстановили тот цвет, который был во времена княгини. Здание в советское время множество раз перекрашивалось и в конце концов стало размытым зеленым. Я помню, когда нужно было подкрасить фасады, то искали именно этот оттенок, мешали белую и зеленую краску, мучительно подбирая оттенок.

– Осталась ли княгиня в революционной России?

– Евгения Федоровна была великой путешественницей, я не знаю, осталась бы она или нет. Она всегда свободно относилась к себе, к пространству и ко времени и, поскольку позволяли силы и средства, очень много ездила, и в Эстонию, где у них в Пюхтице была дача, и в Европу. Кроме того, долгое время они с мужем владели имением Сан-Донато под Тосканой, купленным у Демидовых, с огромным дворцом, с виноградниками, с коллекцией изобразительного искусства. Оно было таким значительным, что это добавляло владельцам еще один титул. Она называлась княгиня Евгения Федоровна Шаховская-Глебова-Стрешнева, княгиня Сан-Донато. Дважды княгиня – и в России, и в Италии. Но, когда княгиня поняла, что уже нет возможности приезжать туда регулярно, чтобы поддерживать имение в хорошем состоянии, она его продала.

– За что в 78 лет ее сажают в тюрьму и на каких основаниях отпускают?

– Просто княгиня принадлежала к аристократическому семейству, к враждебному, свергнутому классу и, как враг народа, была помещена в Таганскую тюрьму среди других женщин-аристократок.

Эта история очень похожа на ту, что произошла с кармелитками в Компьенском монастыре во время Великой Французской Революции. Их единственная вина была в том, что они не отреклись от веры, но они принадлежали к самым аристократическим фамилиям Франции. Судьба их была более печальная, чем у нашей княгине, потому что их всех в одночасье  осудили и показательно казнили.

Судьба Евгении Федоровны сложилась иначе. Через два года заключения ее, по ходатайству Луначарского, отпустили для того, чтобы она могла уехать из страны, снять со своих счетов в европейских банках деньги и передать их Советам. Раньше в европейских банках был такой порядок: ежели кто-то положил туда деньги, то только он и может их снять.

Евгения Фёдоровна уехала за границу, перевела деньги Советскому государству. Но не все!

– Луначарский освободил княгиню, что еще он сделал для нее?

– Луначарский сыграл большую роль, благодаря ему сохранился и дворец, и усадьба. Даже интерьеры сохранились.

После революции в усадьбе Покровское-Стрешнево был создан музей дворянского быта- там остались интерьеры, кроме того, в залах организовал выставку аристократического портрета, где были представлены портреты представителей высшей Российской аристократии, написанные очень хорошими художниками, начиная с XVIII века.

В 1924 году, когда со смертью Ленина очередной раз изменилась политическая ситуация, музей был закрыт как идеологически враждебный, а выставка была расформирована. Но, поскольку это была музейная коллекция, то ее экспонаты не попали на свалку или в карман кому-то, а были распределены между разными музеями. Все сохранилось, портреты заняли места в Историческом музее и в провинциальных живописных коллекциях. А карета Шаховской-Глебовой-Стрешневой, например, и сегодня украшает Оружейную палату.

Там, в Покровском- Стрешневе, очень необычный усадебный дом, и в 1925-26 году там снимали первый российский ужастик. Сценарий написал Луначарский по новелле Проспера Мериме «Локис». Я надеюсь, что фильм сохранился в киноархивах.

-Чем занималась княгине после эмиграции в Париже?

Занималась благотворительностью, тем более она была уже в очень почтенных годах – ей было 80 лет. Хотя…

Мы не знаем точной даты ее рождения. Официально это 1841 год. Однако она могла и приуменьшить свой возраст.  В общем-то, в таком возрасте можно себе позволить и просто отдохнуть. Но поскольку Евгения Федоровна была женщиной активной, то она и в Париже занималась интересной духоподъёмной и полезной для человечества деятельностью.

– Остался дальний-дальний родственник княгини, Дмитрий Шаховский. Помогал ли он в написании книги? 

– Существует 14 ветвей Шаховских .

Евгения Федоровна благотворительностью и делами, прославляющими отечество, занималась энергично и осознанно, я бы сказала, рьяно. Княгиня была бездетной, у ее родственников по линии отца и матери тоже не было детей, а с родственниками мужа, Шаховскими, она общалась мало.  Поэтому в завещании никому из родственников она ничего не оставила.

10 лет после ее кончины шли суды о признании ее завещания ничтожным. Последние суды прошли в 1933 году в Париже, после этого года уже никто не занимался оспариванием завещания и деньги пошли на совершенно другие цели.

– В репортаже программы «Вести» Вы рассказываете о том, что традиции пионерских лагерей «завела» Евгения Фёдоровна, как такая идея пришла в голову княгине? 

– Как путешественница она бывала в Англии, и там она узнала, что английских школьников отправляют на благотворительных началах к морю, чтобы они подышали свежим воздухом и оздоровились – в Лондоне смог, постоянно угольная пыль. У моря организованы оздоровительные колонии. Детей привозят на 2 недели, где с ними занимаются врачи и педагоги. Результаты впечатляли.

Княгиня решает, что и для России это хорошая история – нашим детям тоже не помешает такой отдых.

Первую такую колонию она организовывает у себя в имении Покровское Стрешнево. Княгиня строит там специальный комплекс на 30 девочек. Для питания детей там были организовано хозяйство – фермы, огороды: овощи, фрукты, мясо – все было свое. Кроме того, девочек обеспечивают одеждой – они получают в подарок платья с несколькими воротничками (парадными и повседневными).

Девочки занимались общеобразовательными предметами, а также учились танцевать, вышивать, рисовать, занимались музыкой –дисциплинами, необходимыми для получения изящного образования.

Единожды за время отдыха дети имели возможность пригласить своих близких. Устраивался настоящий праздник. Родители тоже получали подарки.

Отдых был организован в несколько смен, каждая из которых   длилась 3 недели.

Вечерами, по инициативе Евгении Федоровны, детей собирали около костра – в романтичной обстановке, у огня человек раскрывается легче, становится откровеннее, его душа воспаряет к небесам. У костра можно было подвести итоги дня, осмыслить гармонично происходящие события…

Таким образом, песня «Взвейтесь кострами, синие ночи» также имеет отношение к деяниям нашей княгини.

Первый опыт организации оздоровительной колонии был успешным. Через некоторое время княгиня решила удвоить количество мест для девочек  у себя в Покровском-Стрешневе,  а спустя несколько лет  организовала несколько других колоний: в Подмосковье и даже на море.

Княгиня содержала колонии на собственные средства.

-Планируется ли ещё одна книга про княгиню, или материалов настолько мало, что они все вошли в одну книгу?

– Мне бы очень хотелось написать продолжение.

Информации много, и она разнообразна. Она касается и дружбы с первым знаменитым на всю Европу русским модельером Надеждой Ламановой, и увлечения автомобилями, и Парижского этапа жизни княгини.

– Сейчас, я читала, каждая постановка ставится на определённой сцене. Как происходит данный выбор?

– Масштабные постановки, требующие большого количества участников, большого оркестра, осуществляются на большой сцене зала «Стравинский».

В зале «Шаховской» идут камерные постановки. Возникает потрясающий эффект- действие происходит на расстоянии вытянутой руки. Зрители превращаются в полноценных участников действия.

Вопросы задавала Ангелина Бржевская